Самое свежее

Конец Публициста Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу!

Так идут к звёздам

  •                           Так идут к звёздам


                               (почти по Чехову)

     

              «Взгляд со стороны на стадо свиней, летящих с

               ускорением в бездну «под мудрым руководством»

               вселившихся в них бесов»...


     

    В воскресенье, аккурат на Масленицу, все замы, а также вхожие в кабинет без стука ушлёпинские руководители, допущенные до солнцеподобного депутаты, отправились на блины к градоначальнику Павле Сергеевичу Доле. Для Вас, benevolelektor, он, конечно, ничтожество, нуль, пустое место - для нашего же брата, чиновника, он всесилен, всемогущ, высокомудр и даже местами гениален.

    Блины были великолепны: пористые, горяченькие, поджаристые, пышненькие, пухленькие. Один съешь – другой сам в рот просится, так и лезет! А со сметанкой, икоркой, мёдком, тёртым сыром, ветчинкой да под водочку – слезу!!!...

    После блинов уху из сёмги и ерша ели, а после ухи – куриные крылышки в соевом соусе с мёдом. Вин, ликёров и водок было море разливное. Укомплектовались так, что Председатель Совета муниципального образования господин Наседкин тайком расстегнул пуговки на пиджаке и, чтобы присутствующие не заметили сего своеволия и либерализма, накрыл животик салфеткою. Павел Сергеевич, будучи нашим начальником, мог позволить себе находиться среди нас, нелепых душ человеческих, в рубашке без галстука и домашних тапочках.

    После плотного обеда, с дозволения начальства, не вставая из – за стола, повели неторопливую беседу. Все внимали, а Павел Сергеевич говорил. Губы его, подёрнутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Сюжетцы носили фривольный, легкомысленный характер, больше юмористический. Его физиономия отличалось от головы небольшой живостью мысли.

    Градоначальник Доля - аляповатый, брутальный, с такой плоской физиономией, словно папенька брал Павлика в детстве за ноги и … об стенку, об стенку (чуял во что превратится сынуля), воспитанный казармой человек – кулак, прохладно матерясь, рассказывал нам истории и, видимо, желал казаться очень остроумным. Право не знаю, сказал ли он что – либо смешное, но только хорошо помню, что госпожа Берунова, на кирзовом лице которой было написано столько благоговения, сладости, дикого восторга, почтительной кислоты, широко раскрывала рот и громко смеялась. Раза три - четыре, наверное, даже взвизгнула от смеха и чуть не упала со стула, чем обратила на себя внимание нашего уважаемого мэра.

    «Молодец! Он глядит на тебя и улыбается. Быть тебе теперь, непременно, его правой рукой», - прошептала ей трижды герой труда, председатель региональной курортной ассоциации, доктор наук, бывшая выпускница Universite de Paris Sorbonne, Стерлядева Вероника Степановна.

    А между тем разговор плавно перешёл на обсуждение судеб человеческих. Говорил Павел Сергеевич с нахальством пророка.

    «Вот теперича я разнообразные водочки и коньячки изволю кушать, икорку с блинчиками употреблять. Хоромы замечательные с божьей помощью выстроил. Амбары ломятся от приношений, делаемых в натуре: сундуки не вмещают серебра и злата, а рублики просто по полу валяются. Дом мой полон, как чаша золотая. Стоит мне крякнуть да денежкой брякнуть – всё будет по-моему. Были бы побрякушечки, будут и поплясунчики.

    А ведь прежде бывало, господа, пару чекушек шарахнешь на работе с начальником, портянкой да голенищем сапога занюхаешь, карамелькой зажуёшь – и вперёд. Боже ты мой! В нечищеных сапогах, грязных галифе! За какие – то 50 целковых целый месяц с голыми руками на ножи и пистолеты ходишь! Ох, и натерпелся я, господа, в прошлой жизни своей! Был совершеннейшее ничтожество, нуль, пылинка, прыщик на носу. Но вот свезло мне, так свезло – просто неописуемо свезло. Вытащил, так сказать, самый главный счастливый билет – выбился в градоначальники».

    Доля снисходительно, сверху вниз, посмотрел на гостей, сладко зевнул, перекрестил рот и продолжил.

    «Знаю я вас всех, господа: все вы мошенники. Да-да, мошенники: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все вы христопродавцы. Один здесь средь вас порядочный человек: директор пляжных территорий; да и тот, если сказать правду, свинья в ермолке. Вот вы где все у меня», - и Павел Сергеевич, сжав свою ладонь в огромный кулак, многозначительно помахал им перед носом штатного уездного градостроителя господина Симониди.

    «Что уставился на меня, басурманин? Вы на его нос посмотрите, господа! От одного носа в обморок упадёшь. Не нос, а Эверест! Что стоишь, змеевидный, как чучело, и бельмы пустые на меня таращишь, ваятель хе**в? Сколько я тебе землицы под строительство задарил?!» И круглое, широкое, как молдавские тыквы, лицо Доли расплылось в довольной улыбке.

    «Но, будет уж разговоры разговаривать… Господин Ждигарханян, налей себе стакан ликёру, выпей, да трагедию мне представь сейчас же. Слушаю»...

    Начальник муниципального контроля налил себе рюмку амаретто, выпил залпом. «Чего изволите-с?»- спросил он. Встал, вытянулся в струнку, нахмурился. Лицо его поморщилось, глаза подкатились, дыхание остановилось, холёная рука поднялась вверх. Ждигарханян скорчил рожу и пропищал сиплым, дребезжащим голосом: «Пить или не пить, вот в чём вопрос. Достойно ль смиряться под ударами судьбы… Вошь ли я, как все или человек? Тварь ли я дрожащая или право имею???!!!»

    Мы покатились со смеху.

    «Всякие перемены бывают в нашей жизни. Вот и в моей, слава Богу, хе-хе-хе, произошли», - промолвил икая довольный Доля.

    «А ну-ка, ты! Ты! Я тебе говорю, господин Наседкин! Что забился в уголок, аки тать в нощи? Пропой-ка нам молоденьким петушком на утренней зорьке! Это тебе не баклуши бить в Собраниях! Развлеки, потешь нас!»

    Наседкин важно влез на стул, засеменил ножками, покраснел, замахал руками, как крыльями, легонько подпрыгнул три раза, вытянул вперёд шею и заголосил: «Ку-ку-реку! Ку-ку-реку! Ку-ку-реку!»

    Мы смотрели на него и думали: «Красиво поёт. Быть ему Председателем Совета до скончания века!»

    Расходились запоздно. Подав руку на прощание, и, опустив глаза, Наседкин печально проговорил мне: «Да-а-а уж… Эх, такова жизнь наша. Но каков негодяй.... И до чего же низкий, подлый, гнусный человечек этот Доля. Но ведь благодетель! Нельзя – с».

     

1