Похоже, среди русских в Латвии имеет место «синдром курильщика». Суть его: в разных странах мира, и в России в том числе, провалились попытки создать «Движения за права курильщиков», которые, казалось, были обречены на успех. Ведь по всему миру были развернуты оголтелые кампании против курения, курильщиков начали всячески притеснять, унижать, преследовать, пугать, держать их в состоянии постоянной абстиненции и стресса, штрафовать и т.д. Однако оказалось, что бороться за свои права курильщики не хотят, из всех их «движений» вышел пшик. Почему? Причина – своеобразный коллективный мазохизм: курильщики в своей массе сами хотели, чтобы их преследовали, унижали и штрафовали, поскольку в глубине души испытывали чувство вины, что они такие «неправильные» и «постоянно вредят своему здоровью».
Подобный синдром наблюдался и в новых так называемых «национальных государствах», возникших на просторах СССР: новые «национальные элиты» почти везде развернули преследование русскоязычия, но реального сопротивления этому создать так и не удалось. Украина тут – наиболее показательный пример. Согласно многим независимым (в частности, американским) исследованиям, реальным языком общения по всей территории страны у как минимум двух третей населения был русский, причем это положение сохранялось на протяжении десятилетий после «обретения независимости». Но при таком огромном (конституционное большинство) перевесе русскоговорящих русский так и не удалось сделать вторым государственным. Почему? Очевидно, только потому что значительная часть собственно русскоязычных еще до всякой войны так же испытывала чувство вины за свое «русскоязычие» и свою «неправильность» – и хотела, чтобы ее перевоспитывали, штрафовали и унижали «для ее же пользы».
Или вот Латвия. Да, жалко тамошних бабушек, которых принуждают учить откровенно не нужный им язык – и это ведь далеко не все мероприятия по искоренению там русского языка и выдавливанию русскоязычных из страны. С начала «десятых», как мы помним, на территории Латвии было запрещено обучение на русском языке, причем, что вообще феноменально, запрещено даже частным образом! То есть школам на русском языке было запрещено функционировать, даже если владельцы такой школы – частные лица, и они не берут ни копейки у местных бюджетов. Или на латышском – или никак!
То есть свирепость борьбы вполне сопоставима с масштабами «борьбы с курильщиками», когда на предприятиях, вокзалах и аэропортах массово запрещали «курилки». И тамошних русскоязычных, конечно, тоже было жалко. Но!
В той же Риге – примерно 40% русскоязычного населения. Всего в Латвии русскоязычных – до 25%. Огромные доли. Гигантские. Я прикинул, что бы было, если бы в столице РФ было столько же иноязычных, сколько в столице Латвии: где-то 5 миллионов!
Представим себе Москву, в которой живет 5 миллионов китайцев. Или французов. Или немцев… Но лучше, наверное, для полноты аналогии – именно китайцев. Можно ли вообразить, чтобы в такой ситуации в Москве было бы вообще запрещено обучение на китайском языке? Запрещены вывески на китайском, указатели, запрещено всё? Неужели 5 млн. китайцев такое покорно стерпели бы?
«Московские китайцы» наверняка сказали бы столичным властям, что требование ни с чем не сообразно, потому что они все-таки китайцы, у них сложный язык, который сильно отличается от местного; напирали бы и на то, что знать русский на бытовом уровне им, конечно, полезно, и они готовы его изучать на 3 или 4 уроках в неделю – но просили бы понять и их: все-таки китайцев в мире – полтора миллиарда, это древняя культура, и они хотели бы, чтобы их дети могли овладеть ею во всей полноте, а у русского в мире все ж на порядок меньше носителей, и они хотели бы избежать перекосов в его сторону…
Ну а если бы московские власти все равно уперлись – разве у пяти миллионов жителей города не нашлось бы способов настоять на своем в нашем мегаполисе?
В Риге сейчас – точно такая же ситуация. И если 40% населения (гораздо больше «блокирующего пакета») позволяют местным властям всё это над собой вытворять – ответ один: им это тоже нравится. Как и курильщикам. Им нравится, что их вот так отучают от русского. Очевидно, что у значительной части от этих 40% тоже «чувство вины», и они, вероятно, тоже уверены, что всё происходящее «для их же пользы», и их вот так, «через боль» делают европейцами.
Чувство вины и коллективный мазохизм. За что вина? Не за войну; вина как следствие сильнейшего комплекса неполноценности, который возник значительно раньше. Вина за свою «русскость». Полная готовность отречься от себя.
В более широком смысле это, по всей видимости – комплекс эмигранта. Можно сколько угодно говорить и повторять, что если человек родился на территории какой-то страны, то у него неоспоримое право на ее гражданство; если прожил на территории огромный срок, платил налоги и т.д. – тоже неоспоримое право. В юридическом смысле это так и есть, но весь «юризм» идет лесом, потому что ему противостоит психология. Все «русские диаспоры» состоят из людей, которые внутри себя знают, что они (или их предки) сбежали. Сбежали оттуда, где «должны были» жить. И это не я так говорю – это они так о себе думают.
Все тот же базовый принцип Русской Жизни: «Русским не нравится жить в России». Русские хотят из России сбежать. Но бежать некуда – везде уже живут другие люди. И к другим людям можно только попроситься приживалом… Или когда-то такими приживалами на другой территории стали предки этого человека. А ведь приживалом «в чужих людях» жить унизительно.
Вот почему в других странах русские диаспоры не могут ничего – ни бороться за свои права, ни отстаивать свой язык, ни быть солидарными хоть в чем-то, ни даже сочувствовать собственным бабушкам, которых гнобят власти чужих стран. Разгадка в том, что эти люди сами себя презирают. Мощнейшее чувство собственной неполноценности.
Презрение – разъедающее, кислотное, токсичное чувство. И вот кстати, почему общение с русскими эмигрантами производит такое тягостное впечатление: ее составляют люди, которые хотят перестать быть. Раствориться. Исчезнуть. Сменить имя, фамилию, язык и национальную принадлежность.
Перестать быть русскими, попросту говоря. Что, наверно, можно считать Второй Национальной идеей. Как курильщики не хотят бороться за права курильщиков, поскольку они не хотят оставаться курильщиками. Как «понаехавшие» в Москву не хотят бороться за права понаехавших – поскольку они понаехали, чтобы стать москвичами.
Отречение. Ключевое слово.
Комментарии