Самое заметное сегодня в международных делах – отсутствие мира и интереса к нему. Не только воюющие участники украинского конфликта, но и десятки косвенно вовлеченных в него стран не хотят слышать о мире – твердость духа требует от них победы. Термины «переговоры», «перемирие», «компромисс», «мир» звучат как темник предателя.
Захватив человеческое пространство, война становится нормой жизни. Человек быстро привыкает к «норме аномальности», но, привыкнув, не знает, как выйти вон. Люди боятся приблизиться к черте конца войны, как к высоковольтной ограде. Послевоенная реальность их справедливо пугает.
Войны так или иначе кончаются договором о мире, как этот факт ни пытаются сейчас отвергать. Участники военного конфликта в Украине отклоняют идею переговоров и говорят только о победе или капитуляции. Я не припомню военный конфликт, где дипломатия так яростно отвергалась бы всеми сторонами.
Где цели?
Только сегодня, когда война уже идет, намечаются ее цели. Политическое подменяют территориальным, действия сторон спроецированы на карту. Военные, которым не поставили ясной цели, видят естественный актив в занятых территориях. Поселки и города Украины заменяют им отсутствующую цель.
Цели Москвы размыты, поскольку не прояснены изначально. Мы имеем дело с импровизацией, недодуманность которой избавляла от задачи холодно рассмотреть риски войны. Зато есть бездна мотивов исторической мести. Внутри этого – попытка восстановить мировую мощь России в ее противостоянии миру.
Цели «коллективного Запада» в этой войне также спутаны. Ясен стресс Евросоюза, оказавшегося перед фактом большой войны в Европе с потенциалом безграничного расширения. Украинская государственность еле выживает, но и европейский проект опрокинут в обстоятельства выживания.
Европеец крепит украинскую самооборону – фронт, не требующий от него лично вступить в смертный бой. Пламенная волна общественной поддержки Украины и всенародной ярости к России и русским – естественный рефлекс при угрозе жизни.
США вносят во все обычную двойственность практического подхода с оглядкой на «американское лидерство и глобальные интересы». Пока европеец жертвует экономическим комфортом ради антироссийских санкций под лозунгом «Никогда больше!», США обсуждают, как достичь этой цели практически. Какими средствами исключить русские эксцессы такого рода раз и навсегда?
Санкции как война
Обостряют дело антироссийские санкции. Политическая их цель – изоляция России от мирового порядка, отбрасывание ее в допетровские времена. Выстраиваются уравнения «Изолированная Россия – обнищалая Россия – Россия сдавшаяся и безвредная». Будущее доверено войне, из которой чудным образом вырастет будущий мир. Ценой станет полураспад всех известных глобальных институтов.
Ведется ли война в Европе за новый образ миропорядка? Страны-участницы сорят мировоззренческими мемами пропагандистов и отставных генералов. Банально грязный локальный военный конфликт играют в реквизите Второй мировой и Великой Отечественной. Дебатов о контурах Прекрасного Будущего Миропорядка нет – «обсудим после нашей победы и вашей капитуляции!».
Долгая деполитизация российских низов и верхов привела к упадку культуры переговоров, вплоть до непонимания их функции. В утопически-мстительном мышлении современника стол переговоров водружают на горбу раздавленного врага, как ханские скамьи после битвы на Калке.
Нехотя приближаясь к переговорам, воюющие форсируют образ своей победы. Переговоры начинаются с ультимативных требований капитулировать. Нелегко выйти из военного круга мышления, искать решения вне его. Но враги исподволь уже начинают меняться, еще не замечая этого, и появляется мысль о жизни после войны. Цель «победы» злокачественна – она парализует волю к урегулированию. «Победа» как таковая видится «окончательным решением» вопроса.
Военная помощь радует обороняющуюся сторону, но и плодит иллюзии. Катастрофе французской армии во Вьетнаме содействовали колоссальные объемы американской военной помощи (большие, чем западная помощь Украине). Помощь вынудила Францию зайти в войну глубже желаемого, и ее военная катастрофа была оглушительной.
Из окопа за стол
Война – это поток актов нанесения ущерба. Когда сумма ущерба выйдет за намеченные пределы и станет чрезмерна, начинаются попытки ограничить его средствами дипломатии.
Любая война, выигранная, проигранная или заведшая в кровавый тупик, кончается переговорами, но в России и эту банальность считают предательской.
Идея мирных переговоров начинается с желания взять под контроль сроки войны. Потребность в интервале между конечной целью стратегии и существующим положением перестает пугать. Более того, пауза интервала теперь выглядит рычагом управления сроками вместо абсурдной идеи абсолютной победы.
Переговоры как таковые
Строгое правило переговоров неизменно – разграничить военные цели и политические. Последние – за президентами и правительствами, иначе полемика о высоком затормозит ход военно-тактических сделок. Политические и военные цели различны, но воюющие склонны их путать. Тем более что интерес кадровых военных отличен от интереса политиков.
Военный ищет свою авторскую победу на поле боя, ревниво оценивая успехи дипломатов. Важности их самостоятельной игры нельзя забывать. Здесь возможны взаимные интриги и конфликты.
В переговорную повестку можно включать любые, самые неожиданные темы. Можно включить хоть смягчение санкций (пусть и с небольшим толком). Страх включения чего-то в повестку переговоров – это страх «оскверниться обсуждением». За ним таится глубокий страх поражения: не станут ли обсуждаемые бонусы «премиями» врагу? Параллельно войне стороны ведут просто игру друг с другом, и эта игра для них бывает важнее войны.
Полигон войны размечен оккупированными территориями. Это и активы, и пассивы сторон, но они же – предмет для торга. Линии боевого соприкосновения, каждая из которых полита кровью защитников и нападающих, невероятно трудно обсуждать. Для бойца они священней рубежей Родины, хотя речь всего лишь о временных демаркационных линиях.
Они не являются национальными границами. В переговорах может свободно решаться вопрос о демилитаризации вдоль этих линий на ту или иную глубину, и это не устанавливает вечных правил. Ансамбль демилитаризованных зон не предрешает границ мирного договора, но сдерживает войну и загоняет ее в бутылку.
Стороны переговоров особенно непреклонны в требовании достойных и почетных условий перемирия.
Сев за стол мирных переговоров, стороны войны поначалу продолжают эскалацию и здесь, добиваясь того, чего не добились их войска. Поначалу все переговоры бесперспективны. Не сразу стороны перейдут от встречных требований капитулировать к разыгрыванию эндшпиля, удовлетворительного для сторон.
Так корейская война, закончившаяся муторными препирательствами в Паньмынчжоне, дала пример эндшпиля без чьей-то победы, приведшего к устойчивому компромиссному миру. Военная цель отражения агрессии Севера и остановки боевых действий была достигнута на уровне обыкновенного перемирия. Контроль Сеула восстанавливался на территории Южной Кореи, а политическая цель переговоров – невозможное «создание единой демократической Кореи» – не достигнута по сей день.
Идеалистическая война говорит на языке тотальной победы, а та возможна лишь страшной ценой. Скрывая от воюющих послевоенную повестку проблем, никак не разрешаемых войной, желание тотальности тянет нации в мясорубку, требуя убивать, убивать и убивать. Эта война шокирует всех в Европе, но о чертах послевоенного мира нет и черновых набросков. А он потребует не побед, а дерадикализации.
Война грязна, отвратительна, преступна. Но пока стороны отказываются искать достойный исход из нее, они затягивают войну и форсируют ее жестокости. Патологическое желание в ходе переговоров «победить» ведет к росту цены урегулирования. Такие переговоры оттягивают финал войны, а не приближают его. Отнюдь не «победа», а политическое урегулирование увязывает интересы враждебных сторон.
Истина текущей войны в том, что никто не может ее выиграть и оттого не желает заканчивать.
Комментарии