Самое свежее

Конец Публициста Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу!

Игорь Поночевный. Реквием по литературе

  • В дверь деликатно постучали. Главный редактор поставил фильм на паузу и захлопнул ноутбук. Настроение было ни к черту, день сегодня тянулся неимоверно.

    – Войдите!

    Субтильная взъерошенная фигура просочилась на цыпочках в кабинет, зажав под мышкой картонную папку с тесёмками.

    – Здравствуйте. Я был месяц назад, фамилия моя Копейкин. Я по поводу романа.

    Фигура просительно положила на стол папку. Канцелярское «Дело №___» было старательно вымарано, а вместо него значилось: «Скрежетание».

    – Отлично! – Вскричал редактор и потер руки. – Присаживайтесь. Чаю будете?

    – Что Вы! Спасибо.

    Проситель боялся даже сесть, не то чтобы чаю.

    Хозяин кабинета полез в ящик стола, вынул оттуда лист, вставленный в прозрачный файлик и стряхнул с него следы квашеной капусты.

    – Вот.

    Копейкин влажными руками взял. Сверху документа стояло грозное «УТВЕРЖДАЮ», а внизу были пришпандорена фиолетовая печать с гербом и такая министерская подпись, что пальцы несчастного литератора мелко задрожали.

    – Сколько знаков? – любезно поинтересовался редактор.

    – Ой, – вскрикнул Копейкин и ударил себя по лбу так, будто вдруг вспомнил, что забыл надеть брюки. – Я запамятовал пересчитать.

    – Ничего страшного. Сколько страниц?

    Писатель развязал с третьей попытки тесьму и схватил последний лист.

    – Двести девяносто восемь.

    Редактор отобрал у Копейкина приказ и прочертил ногтем срединную строчку.

    – Это приблизительно вот столько знаков. Итого получается семьдесят тысяч рублей.

    – Вообще, это гениальное… – Проговорил задумчиво литератор, грызя ногти. Видно было, что он рассчитывал на большее. – Но я согласен.

    – Если наличными, то можно сделать скидку, процента три или даже пять, – редактор заговорщицки подмигнул Копейкину. – Такое время, знаете ли, с неучтенкой проще.

    – В каком смысле скидку? – спросил Копейкин.

    – Вам скидку. Вы как будете платить?

    – Я?

    – Ну, не я же!

    Копейкин наконец сел.

    – Я, знаете ли, полагал, что это – гонорар.

    – Что? – Вскричал редактор. И вдруг громко захохотал. – Гонорар? Да вы с ума сошли, голубчик. Вы в каком веке живете? Побойтесь Бога! Сейчас за гонорар нигде уже не публикуются. Сейчас каждый первый кругом – писатель. Это раньше была одна печатная машинка на миллион – и статья за тунеядство. А теперь – компьютеры у всех. Свободного времени полно; почему бы не пографоманствовать на досуге? Очень, знаете ли, удобно. Всё равно всю эту чепуху никто не читает, – он пнул ногой гору книг на полу. – Что так, что этак – один чёрт... Вот смотрите: сегодня письмо.

    Он отворил ноутбук, повернул его вполовину к Копейкину и принялся рыться в почте.

    – Вот, пишет девица, что готова отработать за публикацию. «Мне сорок пять, но выгляжу на двадцать. Светлые волосы, упругая грудь и ягодицы. У меня лирическая повесть про любовь. Работаю сверхурочно, во всякое время и сколько захотите. Готова оказывать любые услуги сроком три месяца». Любые! А вы говорите – гонорар! Приложила даже неглиже, но я не доверяю, потому что теперь кругом фотошоп; я назначил ей свидание, чтобы проверить.

    – Но зачем им это? – в недоумении вопросил Копейкин.

    – Слава, почет, уважение. Покупают же кандидатские. Почему бы не сделаться известным писателем? У нас тираж десять тысяч.

    – А как же читатель?

    – Читателю теперь фиолетово, что читать. Это раньше было – увидал, положим, Шекспира, и полгода мучайся, не спи со слезами, страдай, зачем они оба отравились? Или Достоевский, такие страсти, что прежде у дамочек была лихорадка. А теперь такого добра – каждый день в интернете. Скука. Очерствели, подлецы.

    Он зевнул и снова посмотрел на часы.

    – Или вот, пишет один прозаик, что ему вожжа под хвост попала, и надо непременно некую девицу проучить. Она у него в романе совокупляется с конем. Чтобы в веках, значит, запечатлеть. Каков шельмец, а? И всё так художественно выдержано в древнегреческом стиле, сам оторваться не могу, такое изысканное издевательство, что любо-дорого поглядеть. Все эти пилястры, фавны, гоплиты, троянские лошади. Но порнография, учтите, у нас по двойному тарифу.

    – А если я получу вдруг Нобелевскую премию? – с вызовом спросил Копейкин, и сам испугался такой вздорной идеи. Где он, а где – Шведская Королевская академия наук?

    – Нобелевская премия? – переспросил редактор, почесал затылок и полез в шкаф позади своего кресла. – Где тут у нас Нобелевская премия? «Старик и мясо», «Возвращение Шарикова», «Возвращение Шарикова-2». Всё не то. А, вот где.

    Он достал еще один файлик: – Семь миллионов пятьсот тысяч. Евро, само собой. Не рублей.

    – Спасибо, пока не надо, – Копейкин вздохнул, и стал неловко завязывать тесёмки, – куда же мне теперь с этим?

    – Увы. Ничем не могу. И самому убегать уже нужно. Свидание, знаете ли.

11