Андрей Нальгин. Старинная история невероятного спасения и необъяснимого развода

• Опубликовал Андрей Нальгин 10 октября 2021 г. - 2 275 просмотров

  

  
  

  Было это уже давно – в одной очень культурной столице теперь уже сопредельной страны, тоже очень культурной.

  Некий русский писатель однажды ехал из Риги на Взморье на электричке. Против него в вагоне сидел старый, спокойный и мрачный латыш. А писатель, так уж случилось, хорошо говорил по-латышски. Бог весть, с чего зашел их разговор – но в итоге старик рассказал одну берущую за душу историю…

   

  Я живу на окраине Риги, – так начал он свой рассказ. – Перед войной, году в 39-м рядом со мной поселился какой-то человек. Очень плохой. Я бы даже сказал, бесчестный и злой. Он занимался спекуляцией. А у таких людей нет ни сердца, ни чести.

  Некоторые говорят, что спекуляция – это просто обогащение. Но на чём? На человеческом горе, на слезах детей и реже – на нашей жадности. А ещё он спекулировал вместе со своей женой…

  И вот немцы заняли Ригу и согнали всех евреев в гетто, чтобы часть убить, а часть уморить голодом. Это гетто было оцеплено, и выйти оттуда не могла даже кошка. Кто изнутри приближался хотя бы на пятьдесят шагов к часовым, того убивали. Евреи, особенно дети, умирали каждый день.

  И вот тогда у моего соседа появилась мысль – нагрузить фуру картошкой, дать в руку немецкому часовому, проехать в гетто и там обменять картошку на драгоценности. Их, говорили, много еще осталось на руках у тамошних евреев. Так он и сделал.

  Выезжая со своего двора, он встретил меня на улице и зачем-то сказал мне:

  – Я буду менять картошку только тем женщинам, у которых есть дети.

  – Почему?

  – Потому что они ради детей готовы на все, и я на этом заработаю втрое больше.

  Я промолчал, но так сжал зубами свою трубку, что сломал и её, и два своих зуба. Кровь бросилась мне в руки, в кулаки. Они стали такие тяжелые, будто их налили железом. И если бы он тотчас же не ушёл, я убил бы его одним ударом. Он, кажется, догадался об этом, потому что отскочил от меня и оскалился, как хорёк…

  Ночью он приехал в Ригу в гетто. Часовой остановил его. Но дурные люди понимают друг друга с одного взгляда. Он дал часовому взятку, и тот сказал ему: «Ты глупец. Проезжай, но у них ничего не осталось кроме пустых животов. И ты уедешь обратно со своей гнилой картошкой. Могу поспорить».

  В гетто он заехал во двор большого дома. Женщины и дети окружили его фуру. Они молча смотрели, как он развязывает первый мешок. Одна женщина стояла с мёртвым мальчиком на руках и протягивала на ладони разбитые золотые часы.

  – Сумасшедшая! – вдруг закричал этот человек. – Зачем тебе картошка, когда он у тебя уже мёртвый? Отойди!

  Он рассказывал потом, что сам не знает, как это с ним случилось. Он стиснул зубы, начал распускать завязки мешков и высыпать из них картошку на землю. «Скорей! – закричал он женщинам. – Давайте детей. Я вывезу их. Но только пусть не шевелятся и молчат. Скорей! А картошку вы припрячьте». Матери, торопясь, начали запихивать испуганных детей в мешки, а он крепко завязывал их. У женщин не было времени, чтобы даже поцеловать детей. А они ведь знали, что больше их не увидят. Он нагрузил полную фуру мешками с детьми и поехал. Женщины целовали грязные колёса его фуры, а он ехал, не оглядываясь. Он во весь голос понукал лошадей, боясь, что кто-нибудь из детей заплачет и выдаст всех. Но те молчали.

  Часовой заметил его издали и крикнул:

  – Ну что? Я же тебе говорил, что ты глупец. Выкатывайся со своей вонючей картошкой, пока не пришёл лейтенант!

  Он проехал мимо часового, ругая последними словами этих нищих евреев и их проклятых детей. Он не заезжал домой, а поехал по глухим просёлочным дорогам в леса за Тукумсом, где стояли партизаны, сдал им детей, и партизаны спрятали их в безопасное место. Жене сказал, что немцы отобрали у него картошку и продержали под арестом двое суток. А когда окончилась война, он развелся с женой и уехал из Риги...

  А я понял, – впервые за весь рассказ улыбнулся латыш, – что было бы плохо, если бы я не сдержался и убил бы его кулаком...

   

  Но почему все же этот спекулянт после войны развёлся с женой? Из-за того обмана, показавшего цену их союза?