Самое свежее

Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу! Вадим Жук. Пронеси, Всевышний! Алексей Рощин. А где пятый?

91 год, до ГКЧП неделя, а у меня дуэль

  • Сначала пили чай, потом носитель чёрного пояса предложил поединок на татами, а затем перешли к пистолетам.

    И ведь компания была законопослушная, два полковника МВД и майор опер из какого-то спецназа - вот он меня и вызвал.

    А за полгода до этого, я по просьбе знакомого начальника объекта МВД, помогал ему наладить подсобное производство. Рентабельность по минимуму, коррупции никакой. Можно сказать гуманитарная акция.

    В начале думал ограничиться ценными советами, но когда вник - дело оказалось безнадежным. К тому же выяснилось, что именно мой кооператив разорил это производство. Без злого умысла конечно - рынок и ничего личного.

    Пришлось открыть там свой филиал. Ни будь начальник мой знакомый, ни за что бы не взялся. У меня к тому времени уже выработалась стойкая аллергия на власть.

    И вроде дело как-то пошло. Но наступил август. Прихожу на свой объект, а на площадке перед цехом стоит БТР(60-ПБ).

    Поднимаюсь в администрацию. В кабинете кроме моего знакомого  сидят - полковник из управления и упомянутый майор - Рэмбо.

    Налили мне чаю и в обтекаемых выражениях, но вполне понятно, объяснили суть политического момента. Дескать, пора наводить порядок в стране. Так что производство свернуть в три дня, выражая максимальную лояльность властям.

    Поскольку, по сути распоряжения обсуждать было нечего, стали говорить о жизни вообще. А я, как-то обиделся. Проект был, можно сказать, благотворительностью, но скоропостижная ликвидация приведет к убыткам. А ведь договаривались, бумаги подписывали.

    Ну и сказал, в шутливой форме конечно, что я вот старший лейтенант запаса, но моё слово в фирме закон, а присутствовавшие полковники на самом деле никто и звать их никак, с ними невозможно иметь дело. Их решения ничего не значат, поскольку над каждым куча начальников.

    Полковники вежливо посмеялись, а майор молодой и рьяный, принял это на свой счёт. Слово за слово, и вот, мне предлагают отвечать за «базар» в спортзале на борцовском ковре.

    Можно было отказаться, но как-то лицо терять не хотелось. Пришлось вспомнить дуэльный кодекс - вызывают меня, выбор оружия за мной, ну и предлагаю пистолеты, а товарищей полковников прошу быть секундантами.

    Майор рубака-парень в ситуацию въезжал медленно, а «секунданты»  как-то на мгновение сбледнули с лица.

    Они потому и стали полковниками, что видели на два шага вперед.

    А впереди, даже при самом благоприятном исходе, найдутся доброжелатели, и сообщат начальству со всеми вытекающими последствиями.

    И как сказал Гамлет:

    «Так трусами нас делает раздумье,

    И так решимости природный цвет

    Хиреет под налетом мысли бледным,

    И начинанья, взнесшиеся мощно,

    Сворачивая в сторону свой ход,

    Теряют имя действия»

    Поэтому конфликт был возвращен в формат шутки – дескать, непонятно по какой статье списывать патроны.

    Ну и всё закончилось.

    Производство свернуто. Путч провален. БТР уехал. СССР распущен.

    Конечно, эта дуэль абсолютный фарс и глупость несусветная. Но ведь полковники испугались по-настоящему, хотя и на мгновение и почти незаметно для постороннего взгляда. При том, что трусами не были и смерть видели и награды на кителях не только юбилейные.

    Впрочем, они не первые.

    Когда после Отечественной войны маршал победы Жуков попал, как всем казалось, в несправедливую опалу, большая часть его соратников, генералов и маршалов скромно промолчали. Затем также молча приняли наезд на своего бывшего главнокомандующего Сталина, а потом снова проглотили несправедливую отставку Жукова.

    Впоследствии они, конечно, в мемуарах и дневниках, выражали свое несогласие, но как говорится – «Дорого яичко к Христову дню».

    Нет никаких сомнений в их личной храбрости и мужестве, а тут вдруг оробели. При том, что на кону не стояла их жизнь и свобода.

    А вот в семидесятые, работая на стройке, я познакомился с каменщиком, мужиком средних лет.

    Самым обычным.

    Однажды как-то разговорились, и он вспомнил XX съезд и закрытое письмо с разоблачением культа личности Сталина. И вот простой рабочий, рядовой коммунист, совсем не герой, поступил так, как он считал правильным.

    На следующее утро выпил сто грамм водки для храбрости и пошёл в райком партии сдавать партбилет.

    На проходной в райкоме ни разу не удивившись, направили его к первому секретарю, у которого весь этот день был посвящен приему отказников. Секретарь спросил, хорошо ли обдуманно решение и взял партбилет, после чего КПСС лишилось еще одного коммуниста по убеждениям.

    И больше никаких последствий.

    У генерала спороть лампасы с его штанов гораздо легче, чем отобрать мастерок у каменщика.

    Когда говорят - честь дороже жизни - молчаливо предполагают наличие этой самой чести, и забывают о лампасах, которые стоимость жизни существенно повышают. По крайней мере, для многих это так.

    Особенно в мирное время.

    P.S. Я ни в коем случае не призываю кого-то осуждать или клеймить позором. Мой отец не был генералом или маршалом, он окончил войну в звании гвардии капитана. Среди его наград есть две медали - за Севастополь и за Сталинград и если верить статистике, он должен был там погибнуть минимум шесть раз.

    В Сталинграде, складывая бруствер из замерзших, было страшно, но это была война.

    Однако самый страшный эпизод войны для него был в мае 1945 года.

    Кёнигсберг взят, звенящая тишина, никого не убивают и, кажется, что теперь все будут жить вечно.

    Несколько офицеров пошли позагорать на берегу канала. Одежду и оружие раскидали, где попало, расслабились - неописуемое блаженство.

    И в этот момент из рощи выходят человек сто, до зубов вооруженных немцев.

    Как оказалось, немцы шли сдаваться. Но эти секунды ужаса, мой отец запомнил на всю жизнь.

    А после закрытого письма о культе личности, он пришел домой, снял со стены портрет Сталина и кинул в печь, не сказав ни единого слова. Я по малолетству должен бы забыть этот случай, но в день смерти Сталина бабушка плакала над этим портретом и говорила, чтобы я запомнил этот день.

    Не мне осуждать своего отца, а также генералов, маршалов и всех тех, кто прошел войну.

1