Татьяна Воеводина. Наша вера в фермеров и малый бизнес абсурдна, но неизлечима

• Опубликовал Татьяна Воеводина 17 января 2019 г. - 6 126 просмотров

  

  Я побывала на очередном «Федеральном сельсовете» – так называется «Общественное Движение Народов Российской Земли». На заседании в Колонном зале говорили о развитии сельских территорий.

  Сегодня, как и в советскую эпоху, районная администрация опирается в своей работе на руководителей хозяйств: починить дорогу, помочь школе, поддержать спортивную команду – всё это лежит на хозяйствах. Так было всегда. В СССР жизнь развивалась вокруг заводов и колхозов-совхозов: тепло от заводской котельной, детсад – от совхоза, заводская медсанчасть, путёвка в лагерь для ребёнка – от завода. Чем крупнее и богаче хозяйство – тем с большей вероятностью от него можно получить всякую помощь.

  И что же я слышу на «Сельсовете»? Главным человеком на селе является фермер. Его надо поддерживать, помогать ему – и вот тогда от него может проистечь какая-то поддержка сельских территорий.  Хотя участникам дискуссии известно: фермеры в этой работе не участвуют и не могут участвовать. Просто какое-то раздвоение сознания!

   

  Верую, ибо абсурдно

   

  Любовь к фермерам – совершенно иррациональна. Это предмет веры, а не опыта.

  У нас в области фермеры производят 20% зерна, главный производитель – большие хозяйства.

  Фермеры и живут-то только за счёт больших хозяйств: вульгарно ворую у них корма и «химию», недоплачивая налогов путём торговли за чёрный нал и выпуская скотину на чужие поля. Им уж точно не до развития сельских территорий.

   Да и трудно администрации иметь дело с мелкими хозяйчиками, у которых к тому же большая часть деятельности – в тени. К тому же сегодня он есть, завтра – нет: дети фермеров не хотят продолжать дело отцов (кстати и за границей тоже).

  На этом месте непременно кто-нибудь восклицает: «Во всех приличных странах – фермеры!»  Ну, начать с того, что эти фермеры существуют там благодаря огромным госдотациям. Если бы государства этим фермерам помогали в том же мизерном объёме, в котором наше государство помогает своим аграриям – зарубежные фермеры закрылись бы в течение одного сезона. И это при том, что природные условия в Европе несравненно лучше наших.

  Но при всём при этом западные фермеры (и европейские, и американские) – не перспективны. Нет у них будущего. Современные технологии требуют крупного хозяйства.

  Когда едешь по Италии, то там, то тут видишь руины домов из красного кирпича, иногда живописно увитые плющом, словно на картинах эпохи романтизма. Что это? Покинутые фермерские дома. Земли скупаются крупными сельхозпредприятиями, а фермеры – уходят.

  В Америке фермеры выступают по преимуществу как своего рода персонал огромных пищевых корпораций, который используется по принципу вольного найма. Но и тамошние фермеры прирастают размером и уменьшаются числом.

  В процессе т.н. рыночных реформ в России, когда колхозы-совхозы принудительно дробились на паи, мы заимствовали то, что у наших заграничных учителей уже к тому времени устарело и не отвечало современным технологиям. В результате мы откатились ещё на много лет назад – и смысле технологий производства, и особенно жизни на селе. И этот откат ещё не  преодолён.

  На момент реформ, как я поняла, занявшись агробизнесом, наша страна обладала как раз оптимальным размером хозяйств: надо было их совершенствовать, но не разрушать, чтобы заменить отсталой и примитивной формой – мелким индивидуальным хозяйством.

  И тем не менее фермер – у нас некий священный идеологический персонаж. Почему? 

  Трудно отказаться от иллюзий Перестройки? От интеллигентских мифов о мужичке, который только и мечтает работать на себя, и дай ему такую возможность – завалит продуктами всю страну? Помните: «Едет пахарь с сохой, едет песню поёт, по плечу молодцу всё тяжёлое….»? И вот на этого пахаря умилялись перестроечные витии. К сожалению, этот психотип давно исчез, как исчез, например, психотип воинственно-благородного рыцаря или истово верующего монаха. Меж тем на основании мифа и раздербанили колхозы-совхозы.

  Отказываться от иллюзий действительно трудно. Психологически некомфортно: это что ж выходит, мы всё развалили ради химеры? Эта одна из причин религиозной веры в фермера. Запомним её, а пока обсудим другие иррациональные верования.

   

  Малый бизнес – наш спаситель?

   

  Вторым священным персонажем у нас выступает малый бизнес.

  Да, малые бизнесмены приносят большую пользу, заполняя те поры экономического организма, куда большой бизнес никогда не пойдёт. Возле ближней ко мне станции метро в киоске сидит улыбчивый парень из Средней Азии и чинит сумки, обувь, точит ножи. Работает от 8 утра до 8 вечера, без выходных: видать, деньги очень нужны; качество отличное.

  Малый бизнес – понятие неоднородное. Есть и камуфляж под него  – когда большое предприятие юридически как бы состоит из ряда малых. Это налоговая «оптимизация», к малому бизнесу отношения не имеет.

  На мой взгляд, не малый бизнес надо развивать, а промышленность и высокотехнологическое сельское хозяйство. Ну, и науку, конечно. Тогда малый бизнес разовьётся сам собой. Сколько-нибудь технологичный малый бизнес всегда существует при бизнесе большом как обслуживающий, вспомогательный цех. 

  Вокруг большого  предприятия – могут существовать мелкие вспомогательные производства, мастерские.

  Как это происходит, расскажу на примере так называемого «антипригарного коврика», который я часто использую в своём домашнем обиходе. Стелешь на противень – и ничего в духовке не пригорает. Материал для этого коврика разработан большим немецким концерном для разных надобностей: для покрытия  деталей механизмов и т.п. А есть маленькая семейная фирма, которая режет материал, скатывает в трубочки, укладывает в коробочки и доводит до покупателя. Концерну это мелко, а мелкой фирме – в самый раз. Подобные мелкие бизнесмены плывут в кильватере большой корпорации.

  Так бывает всегда: настроили домов – тут же появились мелкие дизайнерские и ремонтные конторы. Вообще очень часто нельзя добиться улучшения чего-то, воздействуя на это же самое. Иногда говорят, что решение любой проблемы лежит уровнем выше этой проблемы.

  Малый бизнес – дело полезное, и его люди – симпатичные, смелые (иногда от отчаяния), часто творческие. Я их очень люблю. Но ждать от них прорыва и того самого «всемогущего слова «вперёд»» – уж извините, смешно.

  Собственно и в развитых экономиках малый бизнес играет определённую, но не определяющую роль. Частники, работающие на концерн Тойота, немыслимы без этого концерна-гиганта.

   

  «Ведь немцы тароваты, им ведом мрак и свет»

   

  Третьим сакральным персонажем, на которого наша государственная мысль привыкла возлагать самые радужные надежды и против которого не моги слова молвить – это иностранный инвестор. В отличие от фермера и малого бизнеса, иностранному инвестору дозволяется быть большим – чем больше, тем лучше.

  Оставим в стороне т.н. портфельные инвестиции, которые суть ни что иное, как валютные спекуляции, от которых общественное богатство отнюдь не прирастает, а просто перераспределяется, притом не в нашу пользу. Поговорим о  промышленных, которые принято благоговейно уважать.

  Купил иностранец (а может, и русский с кипрским паспортом) недорастасканную какую-нибудь фабричонку – это промышленная инвестиция! Все в восторге и бьют в тарелки. Перенесла гигантская корпорация производство в Россию – вот тебе и ещё инвестиция, огромная, высокотехнологичная. Автомобили у нас собирают – тут уж восторгу нет предела.

  Но ведь это всё равно их производство, даже и при высоком уровне локализации. Иностранцы никогда не передают за просто так самую суть, сердцевину своей технологии. Это Советский Союз задарма делился всем с братьями по классу и борцами с империализмом, а передовые бизнесмены Запада предпочитают держать рычаги управления в своих руках: выращивать конкурентов никто не намеревается.

  Может быть, иностранные промышленные инвесторы научат нас искусству передового менеджмента? И этого нет: выше определённого уровня туземный персонал допускается. Всё это я лично испытала ещё во времена перестройки, когда по наивности с энтузиазмом участвовала в создании совместных предприятий.

   

  Что такое обломовщина?

   

  И при всём при этом, совершенно отвергая собственный четвертьвековой эмпирический опыт и игнорируя любые факты, мы продолжаем религиозно веровать в троицу: фермер, малый бизнесмен, иностранный инвестор, – как в путь к спасению. Кто мы? Да все мы – и начальники,  включая самых высоких, и подчинённые, и бизнесмены даже, хотя они, как правило, имеют наиболее адекватную картину мира.

  Чем питается такая вера? Мне кажется, её корень – старинная наша обломовщина. К сожалению, этого прекрасного романа, сколь мне известно, нет сейчас в школьной программе.

  Что такое обломовщина? Это вовсе не лежание главного героя на диване. Это гораздо хуже. Обломов хронически не занимался своими делами, передоверяя из жуликам, проходимцам и неумехам. В какой-то момент советы экспертов и консультантов довели его, богатого помещика, до ручки, до нищеты. В чём же причина?

  Ему было страшно даже приблизиться к своим делам и увидеть, в каком они находятся положении. Надо сказать, что «приближение к объекту» (как называют это действие некоторые специалисты по управлению) – это очень психотравмирующий поступок, требующий мужества: мало ли что можно узнать о себе и своих делах? К тому же ведь дальше действовать придётся – в первом лице!

  Обломовщина – это вера в то, что не я, а кто-то другой, знающий – придёт и все сделает. Как сделает? Ну, он сам знает; он вообще всё знает. В этом же причина того, что так на душу нам легло учение о «невидимой руке рынка», устаревшее ещё при королеве Виктории, а может, и никогда не отвечавшее никакой реальности. А нам оно, как говорит молодёжь, «зашло» исключительно.

  Впрочем Обломову такая вера была простительна: у него был друг Штольц, который всегда появлялся в нужный момент и разруливал его дела. К сожалению, у России такого друга нет. У нашего государства вообще, к сожалению, друзей нет. При этом никто, никакая сила кроме самого государства не способна у нас решить самые главные и насущные вопросы жизни. В частности вопросы руководства хозяйственной жизнью. А где руководство – там и планирование, централизованное распределение ресурсов, пресловутый «учёт и контроль».

  «Эх, достаёт жизнь!» – вздыхал Илья Ильич Обломов. И нас она, жизнь, достаёт, да ещё как! Очень хочется верить, что хоть чуть-чуть сумеем сработать на опережение. Ведь доброго Штольца среди наших партнёров нет и не предвидится. И прежде чем двигаться вперёд, надо разгрести завалы мифологии, которая по-прежнему руководит нашей хозяйственно и экономической жизнью. Вопреки самой этой жизни.