Татьяна Воеводина. Дело Ельцина живет и побеждает в России по сей день?

• Опубликовал Татьяна Воеводина 9 декабря 2018 г. - 6 997 просмотров

  

  Пишут, что Ельцин-центры начали расти по городам и весям нашей страны. Не краеведческие музеи, не музеи современной истории – Ельцин-центры! Это подтверждает неоспоримое: наше государство в его нынешнем виде суть порождение масштабного предательства, а Ельцин – отец его.

  И государства, и предательства.

  И родимые пятна этого предательства – видны повсюду: от Конституции, утверждающей примат международных договоров над внутренними законами, до политики Центробанка, направленной на подавление инфляции, а заодно и всякого производства. Мы видим эти гадкие пятна и в образовании, и в политике телевещания – да во всём.

  Александр Проханов говорит: Ельцина и его политику надо решительно осудить. Разумеется, надо. Но без смены всей парадигмы – это невозможно. Дух ельцинизма долго ещё будет витать над многострадальной нашей землёй. Мне кажется, выветрится он только благодаря какому-то гигантскому несчастью, обвалу, катастрофе, что, конечно, не дай Бог и даже думать об этом боязно, но по-другому, подозреваю – не выйдет. Очень часто только большое несчастье и громадный шок прочищают мозги и обращают к сознанию. Так случается и в отдельной человеческой жизни, и в жизни народов и государств.

  Но мне хочется обсудить не то, как и чем закончится ельцинизм, а, напротив – откуда он взялся. Из какого болота вылез этот бес предательства и разрушения? 

  Ельцин – это логическое и эстетическое завершение эпохи Застоя. Этим должно было кончиться: сначала Горбачёвым, а потом и Ельциным. Оба для истории – близнецы-братья, хотя и сильно не любили друг друга и на поверхностный взгляд были антагонистами. Но делали они одно дело – разрушали. Не случись эти двое – появились бы другие с той же задачей.

  Они оба воплощали дух времени, в них сконцентрировался духовный упадок народа. Народ ведь, как и отдельный человек, может духовно пасть – вот это и произошло. Первое лицо – не важно, царь, генсек или президент – всегда выражает  состояние народного духа. При этом очень малое значение имеет то, чему принято придавать значение огромное: избирает его народ или он появляется у власти каким-то иным образом. Народ в любом случае  создаёт  его из себя, сотворяет из своего духа; можно сказать, порождает его – своим благочестием или безверием,  шкурничеством или героизмом.

  В этом смысл известного изречения, что народ всегда имеет то правительство, которое заслуживает. Точно так же каждый начальник имеет тех подчинённых, которых создал эманациями своего духа. Верно и обратное: работники имеют того начальника, которого заслуживают. Это кажется странным только очень поверхностному или крайне неопытному и ненаблюдательному человеку.

   

  Я отлично помню Застой. Это было время, когда жизнь шла по инерции. То, что строились заводы и пахались поля – свидетельствует только об огромности запасённой инерции. Но простые люди жили своей маленькой жизнью, наплевав на все, что говорят по телевизору или пишут в партийной прессе. Это априори считалось враньём и массово презиралось. Как и у нас в институте скучливо презирали все эти истматы, истории КПСС, политэки и прочую коммуняцкую нудьгу.

  Ну надо им – пускай врут. А мы будем жить себе в своём бетонном гнёздышке, стаскивая туда по мере сил люстру хрустальную с подвесками, стенку югославскую, дублёнку болгарскую. Можно и в партию вступить – чтоб сподручнее было жизнеустраиваться…

  В 70-е годы и дальше жизнь стала по духу и стилю обывательской, заточенной на создание своего маленького уютца. Отсюда возник культ ширпотреба. А поскольку западный ширпотреб был лучше нашего, то естественным образом возник культ ширпотреба западного.

  Следующий переход: от культа западного ширпотреба – к культу Запада как такового – произошёл легко и естественно. Цепочка была такая: вакуум идей – обывательский сталь – культ ширпотреба – культ западного ширпотреба – культ Запада – плавная сдача всех позиций.

  Высшим счастьем было поехать на работу в какую-нибудь советскую организацию за границей, лучше на несколько лет. Похвала удачливому карьеристу звучала так: «Из заграниц не вылазит!» Частота и длительность зарубежных поездок была критерием жизненного успеха.

  В начале 80-х я работала в Минвнешторге, где обогатилась таким речевым оборотом: «N уехал в длительную командировку в Италию». «А сколько он ждал!» Находясь в «этой стране», можно было только ждать истиной жизни, которая начинается только «там». Впрочем в брежневские времена ещё был некий остаточный страх божий, а дальше – всё пошло вразнос.

  Горбачев пытался вдунуть что-то свежее в идею коммунизма – но поскольку ни он, ни народ не вложили в это душу, эйфория от его перестройки испарилась всего за год. А следом открытая им внешняя свобода – при внутренней окостенелости партийных догм и аппаратных механизмов – лишь ускорила сдачу советских позиций.

  Сейчас отмечается 29-летие исторической встречи  на Мальте, где любимец западных обывателей Горби сдал всё, что только можно, о чём Запад даже, похоже, и мечтать не смел. И в этом не было ничего дивного: в той духовной атмосфере по-иному и быть не могло.

  Потом пришёл Ельцин и продолжил сдачу. И она далеко не закончена: приостановлена, но не прервана. Так что дело горбачевизм-ельцинизм живёт и, к сожалению, нередко побеждает. Отсюда и Ельцин-центры.