Без суеты, степенно, не пыля,
обшарив эСэНГековский острог,
я, челюстью лениво шевеля,
доел последний плавленый сырок.
Не плачь соседка, и сосед не плачь.
Я сам с собой ударил по рукам,
и время, снисходительный палач,
похлопало меня по позвонкам.
Утешило и холодом в лицо
дохнуло и прильнуло, приобняв,
и вечности венчальное кольцо
накинуло с улыбкой на меня.
Дремал ли, спал ли, вдрызг осоловев.
Смиренно, бескорыстно, не за мзду
я, что-то несуразное пропев,
за временем пошел на поводу.
Ну, а оно всё глубже – в погреба,
во мглу, во мрак, нашёптывая лишь, -
смелей, любезный, я твоя судьба,
а от своей судьбы не убежишь.
А мне колечко давит на кадык,
да застит свет сплошная пелена.
И тут дошло – да это же кердык.
Точней, каюк, а попросту – хана.
Петля всё туже. Пена изо рта.
А в уши шёпот: мол ещё чуть-чуть.
Тут я взбрыкнул, и с криком - от винта! –
сумел вдохнуть, но не передохнуть.
И прокусив в отчаянье губу,
я изловчился и рванул шнурок…
И выскользнул, и обманул судьбу…
и плавно нажимаю на курок.