О природе власти в современном мире: в чем ее сила и бессилие

• Опубликовал Николай Юренев 27 декабря 2019 г. - 3 292 просмотра

  

  Возможность трансформации Власти – это вопрос о готовности власть имущих лиц к уступкам. К материальному самоограничению, к отказу отбирать всё у малоимущих. То есть власть имущие должны уметь обуздать свою алчность. Прийти к пониманию, что несвобода для них – лучше, чем свобода. Потому что делать, что должен – лучше для правителя, чем делать то, что хочется и сдуру в голову взбрело.

  Безусловно, любые возможности малоимущих как-то наладить свою жизнь, выйти из положения полной безысходности – неразрывно связаны с несвободой хищников. Прежде всего крупных хищников, хотя, во вторую очередь – всех и любых плотоядных.

  Чтобы у малоимущих накапливался рубль – надо прекратить «превентивно и перманентно» вышибать его, чем занимаются финансовые хищники в режиме свободы бизнеса, цен и прочих политических «свобод», приводящих к господству магнатских наёмных банд.

  Схема всегда одна, и мы её видели много раз в последние десятилетия. Объявляется свобода всем и каждому – и пользуясь этим, каждый, кто может, сколачивает банду фашиствующих молодчиков и зачищает с их помощью социальное пространство.

  – Говоришь, что народ его не избирал? А битой по лбу хочешь?

  Малоимущие – первые и главные жертвы шаткой и неустойчивой власти.

  Неуверенная в себе власть и сама их грабит как самых слабых и, следовательно, легко доступных для грабежа, сколачивая себе материально-ресурсную опору. И противники шаткой и неустойчивой власти – тоже их грабят, собирая капитал в борьбе против этой власти.

  Означает ли это, что любая железная диктатура – для малоимущих благо? Конечно же, нет! Если персоналии её аппарата не обладают способностью к самоограничению, если они только жмут и давят пресс, «выжимающий масло» – такое общество обречено на крах. Как и то, в котором воцарился безвластный хаос.

  И лишь законность препятствует разрастанию частной собственности, которая быстрее и больше всего растёт путём захватов именно в периоды полного беззакония.

  Чем строже законодательство, чем глубже проникает в общество правосознание – тем ниже нормы прибыли с частной собственности, тем медленнее и труднее она растёт. Это ясно видно, если сравнивать проценты прибыли в обществах развитых – и колониальных.

  Общество, в котором господствует законность – всегда характеризуется низким банковским процентом, снижением возможности резкого и внезапного успеха капиталовложений. И этим существенно отличается от хаоса «развивающихся рынков», где в считанные дни можно на порядок увеличить свое состояние!

  И потому конфликт между законностью и частной собственностью является неразрешимым: в любой ситуации либо законность вытесняет произвол собственника, либо произвол собственника вытесняет законность.

  Столь же фундаментальный и неотмененный характер антагонизма носит конфликт между правами человека и либеральными свободами.

   

  С учетом всего этого у власти есть всего три пути:

  1) Действующая власть может стать на сторону частных собственников и гражданских либеральных свобод – что будет означать беззаконие и бесправие для слабых, малоимущих, подавленных. И в итоге приведёт к той или иной форме геноцида.

  2) Власть выбирает сторону законности и прав человек, что неизбежно обрекает её на конфликт с частными собственниками и политическим либерализмом.

  3) Не став ни туда, ни сюда, не выбрав между законностью – и противостоящей ей собственностью, власть разваливается, распадается.

  У власти, пытающейся совместить несовместимое, нет ничего:

  - частный собственник не может развернуться в полную силу;

  - гражданские права людей не могут быть реализованы;

  - никакие законы не могут получить прямого действия и становятся смертельно зависимы от толкователей, умножая коррупцию;

  - гражданские свободы оказываются обманчивыми, митинги разгоняемыми – потому что власть не уходит совсем, а полнота свободы толпы на площади есть полное устранение власти.

  То есть власть декларирует четыре ценности, которым клянётся в верности – но ни одну из четырёх не в состоянии реализовать на практике, потому что они взаимно уничтожаются друг другом.

  Где пытаются совместить права (гарантии) гражданина со свободой личности (её произвольным, неконтролируемым поведением), там в итоге нет толком ни прав, ни свобод. Где пытаются совместить приоритет общественного (закон) с приоритетом частного (собственностью) – там и собственник чувствует себя стреноженным, обиженным «административными барьерами», и закон действует весьма условно, если не сказать – призрачно.

  Ну, а как иначе, если закон вроде как един, и все перед ним равны, а собственность каждым нахапана своя, и тут каждому – свои возможности, раз государству туда вмешиваться запрещено?

  Это противоречие никто ещё в истории разрешить не смог, и единственный суррогат решения был предложен американскими циниками в виде формулы «своим – всё, чужим – закон». Это решение, как вы понимаете, отсылает нас к колониальным геноцидам и кастовому обществу.

   

  Революция становится необходимой, когда власть категорически неспособна стать на сторону закона и прав человека. То есть когда экономические свободы и частная собственность окончательно победили закон – и власть по сути играет по правилам, которые сама же с каждым ходом меняет в свою пользу.

  Понятно, что в такие шахматы можно выиграть, только ударив шахматной доской по голове оппонента. Никакая иная форма игры уже не прокатит.

  Если власть решила дожать малоимущих в пользу своих фаворитов (а перераспределение благ от парий к фаворитам одна из основных технологий удержания власти, известных человечеству) – тогда малоимущим (как в 1917 году) уже принципиально нечего терять, всё равно смерть, как ни крути; а тут хоть шанс, пусть и небольшой – выскочить.

  Вопрос о революции – это вопрос о самообороне и о превышении мер самообороны. Понятно, что когда вопрос твоего умерщвления поставлен открыто и ясно, без полутонов – никакая мера самообороны не будет чрезмерной. Однако юристы возражают (может быть, напрасно) – когда против кулаков используется нож, против ножа – пистолет и т.п.

  То есть оружие самообороны, говорит мировая правовая наука, не должно превосходить оружия нападения.

  Революция – самая дорогая плата за самооборону, и если есть хоть малейший шанс на другой исход – нужно пытаться его использовать. Всякий, кто прыгает из окна горящего дома, может сломать ноги или свернуть шею – а потому прыгают не раньше, чем огонь начнёт лизать пятки. Но конечно, лучше, если приедут пожарные и лестницей тебя снимут!

  Главный шанс малоимущего и забитого большинства – попытаться убедить власть имущих в пользе закона и прав человека. И для этой цели напрячь все интеллектуальные ресурсы, весь дар красноречия и все способности оратора.

  Но убедить любую власть в пользе закона и прав человека – очень и очень сложно. Ведь законность и права-гарантии простым гражданам – есть для любой власти в буквальном смысле слова поступок самопожертвования. В итоге власть и её представители ничего не получают, но многое теряют.

  Ибо и законность, и права-гарантии нужны только тем, кто внизу. А тем, кто наверху – они только ограничивают возможности, добавляя проблем и хлопот. Защита нужна только побеждённому – которого могут добить. Победителю защита не нужна по определению.

  Право на квартиру для бездомного – жизнь и счастье. А для того, кто выстроил себе за свой счёт шестиэтажный дворец – оно совершенно не нужно. Оно будет только отвлекать силы от строительства его нового дворца, потому что нужно, видите ли, расселять неимущих…

   

  Недовольство фаворитов (порождаемое законностью и правами человека) – для правителя не только моральное страдание, но и угроза дворцового и иного переворота (что заставило Екатерину II отдать крестьян дворянам в собственность).

  Власть сама по себе выстроена как пирамида узурпаторов, в которой вершина даёт нижним, более широким этажам деньги, роскошь, возможности – и за это они платят вершине лояльностью. Эта пирамида отношений «банда-атаман». По-другому складывать власть люди пока не умеют. Коммунисты попробовали – и что получилось? Все эти райкомовские и обкомовские работники палец о палец не ударили, когда свергали КПСС! А многие ещё и активно поучаствовали в путче – потому что Ельцин сулил больше, чем старое начальство.

  Поэтому наивно думать, что правитель делает, что ему вздумается. Прежде всего – правитель заложник у своей пирамиды иерархий, и с точки зрения этой пирамиды верховная власть ему дана с одной целью. А именно: постоянно и вкусно их подкармливать. Перестанет – вылетит.

  А чтобы раздавать добро фаворитам – надо ведь его откуда-то брать. Лояльность покупается вышестоящим у нижестоящих за счёт тех, кто в самом низу. Современная крупная частная собственность – в сущности те же самые поместья, которые король раздавал баронам за службу, но только с поправкой на урбанизацию. А мелкая собственность – то, что крупняк выдает своей прислуге.

  Понятно, что всем что-то имеющим хочется свободы – погулять, покуражиться, применять ежедневно в быту закон джунглей.

  Поэтому если вы придёте к кому угодно – к Трампу, к Путину, к Меркель с улыбкой до ушей и пропагандой законности, прав человека в ущерб свободам и частной собственности – вас примут, мягко говоря, прохладно.

  Не то чтобы президент мечтал с утра до ночи о разнузданном произволе и безграничных хищениях со стороны своих баронов. И наверняка их выходки его частенько бесят, а когда они «не по чину берут» – их наказывают.

  Но покуситься на саму их коллективную возможность терроризировать малоимущих бесправием и конфискациями последних копеечек – для такого нужно иметь большую смелость.

  Собственность – это силовой захват: «моё – и точка». Без преданной армии это невозможна, а армия – штука прожорливая. Значит, надо «изыскивать возможности» снова и снова делать своим головорезам щедрые подарки. А не то – мы пойдём к другому радже, побогаче тебя…

  Как бы красиво ни звучал трёп про законность и права человека – для крупного собственника это всегда не более чем трёп. Тысячу лет эти собственники держали свои народы в чёрном теле, и потребовалось не меньше, чем 1917 год в России – чтобы хоть немного их сдвинуть в сторону законности и прав, в ущерб их личным свободам и возможностям.

  Они тогда реально испугались: и плоды их страха были реальны.

   

  Однако революционное потрясение 100-летней давности сегодня многими забыто, особенно в России, на родине самой радикальной в мире революции. И вот людям вместо их законных прав пытаются всучить так называемые «права человека».

  Право человека – в исходном рациональном смысле есть то, что человеку должна, обязана предоставить власть. Прямо и безусловно. Но в «прекрасном новом мире» «право человека» – это понятие из области спекулятивной демагогии, обозначающее возможность, вероятность получения чего-либо.

  Например знаменитое конституционное «право на жилище» русский человек понимает как обязанность государства обеспечить его жилищем. Но в западной традиции это право (тоже присутствуя в конституциях) обозначает всего лишь возможность купить жилье, если у тебя есть деньги на это.

  Где же вменяемый человек здесь увидит право? Здесь нет ничего, кроме глупой тавтологии: «если ты можешь – то можешь». И без конституции ясно, что если я могу – то могу. А если, к примеру, я не могу? Тогда как? То же самое касается и всех остальных т.н. «прав человека», включая и право на жизнь. Если у вас получается выжить – то знайте, что у вас есть право выжить. А на нет и суда нет!

  Очевидно, что любое реальное укрепление законности и прав человека – ударит по гражданским свободам и частной собственности. Ибо немыслимо как-то защитить тех, кого не контролируешь, нельзя охранять тех, кто не выполняет требований охраны, и нельзя дать никаких прав-гарантий тем, кто не обременён никакими встречными обязанностями.

  Абсолютная свобода и абсолютная частная собственность – это мои отношения с моими штанами. Они мои, и потому я, и только я для них – и закон, и источник прав с обязанностями. Я могу свои штаны порвать или выбросить, сжечь или подарить – и любое ограничение в этом смысле ударит как по моей свободе выбора, так и по частному характеру владения штанами.

  Итак полнота свобод у одного гражданина – это полное и безусловное рабство другого. Как только раб получает хоть какие-то ограничения произвола владельца – свобода его владельца уменьшается. Если уравнять двух людей в правах – оба станут полусвободными. Но никто – не станет целиком свободным.

  Частная собственность – это права без обязанностей. Как только мы обложим собственника какими-то принудительными обязанностями перед государством, законом, народом – мы одним этим превратим его из собственника в арендатора. И далее весь разговор будет вестись уже только об условиях аренды, о пределе полномочий арендатора (они могут быть шире или уже), но и только.

   

  Понравится ли это тем, кто в нашем государстве – пользуется всеми благами принадлежности к клану победителей захватного права? Риторический вопрос.

  Мы ничего не можем дать, или даже пообещать богатому – мы можем у него только отбирать. Всё и так в его руках: что может дать ему торжество законности или торжество прав абстрактного человека?

  Вы же ему предлагаете с привилегированных условий жизни и быта перейти на общие, фигурально – пересесть из лимузина в общий автобус. Если нищим усреднение прав и возможностей даст очень многое, начиная с простого выживания, то привилегированным – ровнм счетом ничего.

  И вот вы приходите к правителю государства, и говорите ему: а давай вместе законность и права человека укреплять! При таком предложении вам нужно быть очень и очень убедительным в аргументах, я бы сказал – дьявольски убедительным. Церковь для этого использовала выдуманные её пропагандистами картины ада с жутко-брутальными сценками посмертной участи беззаконников. Только и это, как говорит опыт той же нашей революции 1917 года, убеждало крайне плохо.

  Какой же сегодня есть аргумент для государя «делать хорошо и не делать плохо» – кроме общенародного кулака, сжатого перед самым носом?

   

  По материалам Александр Леонидов